Конечно, более юные виды и расы, которым удавалось входить в контакт с безымянными, придумывали им разные определения, а то и вовсе обзывали Неназванными, но сами безымянные на эти примитивные попытки внимания не обращали. Они считали, и не совсем без основания, что отсутствие общего имени являлось одной из ряда весьма заметных отличительных черт, и не стремились менять ее на протяжении вечности.

Ковчег бытия вынырнул из Пустоты в реальность и опустился на крышу одного из старых домов на проспекте Ленина, которые еще не успели заменить на более современные здания. Гладкие, прозрачные грани сферы заволновались, и в ней открылся проход с удобным трапом, по которому пилот вышел наружу. Совершенно точно о нем можно было сказать лишь то, что… он был. Да, определенно, он существовал в реальности. Ах да, еще он носил плащ пронзительного бирюзового цвета, но на том пока что и все.

Безымянные спокойно относились к перемене сред обитания, так как ни лавовые моря, ни кислотные атмосферы не причиняли им никаких беспокойств, поэтому, когда этот индивид вдохнул воздух Земли, первое, на что он обратил внимание, это повсеместное пощипывание временного потока, мягко принимавшего его в себя, словно родной элемент. Глаза безымянных, если взять за аксиому утверждение, что у них все же были глаза, видели не в трех, а в двенадцати измерениях и еще куче различных диапазонов, так что картина, представшая перед индивидом, была несколько богаче, чем если бы он был человеком.

Вскоре он уже гулял по проспекту, разжившись вафельным рожком с вишневым мороженым, и осматривался. Приятно попасть в какой-нибудь мир впервые и обнаружить, что аборигены уже достаточно продвинулись по эволюционной лестнице, чтобы перейти от производства каменных орудий труда к производству мороженого. Не всегда так везет.

Передвигавшийся по главной улице города пришелец не вызывал интереса решительно ни у кого. Проходившие мимо люди видели в нем человека, собаки – пса, кошки – кота, а вот птицы видели в нем летающего макаронного монстра. Шутка, они тоже видели в нем птицу. Так уж работала естественная система защиты безымянного вида, будто кроме имени его представителей не стали наделять еще и определенным обликом. Практически каждое живое существо в Метавселенной так или иначе воспринимало этих чужаков сородичами, что обычно шло на пользу. Хотя с людьми не всегда угадаешь.

Разгуливая по проспекту, он посетил несколько бутиков, зашел в большой хозмаг, долго пялился на витрину картинной галереи, заглянул в канцтоварный, а потом оказался в большом здании со странным запахом в фойе. На стенах висели красочные афиши, в отдалении был бар-магазин, в сторонке мигали игровые автоматы.

Он прошел к бару, сделал заказ, огляделся.

– Что это за место?

– Простите? – не поняла девушка.

– Какова функция этого здания?

Пришелец не смутился тем, что на него посмотрели как на слабоумного.

– Ну, кинотеатр тут у нас, кино показываем.

– О!

Оглядевшись еще раз, он обратил внимание на то, что над главным входом висел приличных размеров экран, на котором шла некая трансляция, и понял, что звуки, все это время доносившиеся из скрытых колонок, были синхронны транслируемым событиям.

– Что это? – завороженно спросил пришелец.

– Так, прошлогодний хит. Мы иногда включаем… правда, когда вот такие кровавые сцены идут, становится неудобно, если при этом в фойе мамы с детьми сеанса ждут. Помню, однажды кто-то «Другой мир» врубил, а там такая расчлененка…

– Как называется это ваше кино?

Вскоре пришелец энергично шагал по проспекту, пребывая в приподнятом расположении духа. При этом аборигены стали видеть в нем не просто какого-то человека, а вполне одного и того же – единый образ для всех, а не случайную «сборку», появляющуюся из фрагментов памяти.

За несколько следующих дней Неназванный вышел на цель своей миссии и установил за ней слежку, регистрируя малейшие возмущения в пространственно-временном континууме. А возмущения были. Если бы речь шла не о времени, а, например, о радиации, можно было бы сказать, что клиент фонил как первый саркофаг Чернобыльской АЭС. Тем больше было удивление, ибо ничего, кроме заурядного аборигена, разглядеть в сущности этого человека не удавалось.

А затем решено было приступить к делу.

Владимир и Кузьма

С утра пораньше, в очередной раз решив, что можно повременить с бритьем, Владимир вышел из дома. Денек выдался не самый солнечный, после обеда мог пойти дождь.

– Владя, есть курить?

– Паша, друг, нету, прости. Думаю вот, надо бросать. Вредная эта привычка, плохая. Как мама?

– Мама хорошо.

Ничего больше не говоря, Паша отправился к группке подростков, крутивших давно устаревшие спиннеры.

Художник добрался до «Магнита», закупился, избегая взгляда кассирши, и побрел обратно. Когда он заходил в свой подъезд, приятный голос Тома Шарплинга напевал ему из наушников нечто для него важное и значительное.

Перед лестницей рядом с огромным мусорным ведром, в которое жильцы сбрасывали рекламные листки, встречал его широкой улыбкой Хью Джекман в ярко-бирюзовом плаще до пола. Не переставая улыбаться, Хью изъял из глубин плаща массивный блестящий ствол, похожий на револьвер, и выстрелил Владимиру в голову.

Убийца спрятал оружие и спокойно вышел из подъезда. Из-за облаков выглянуло солнце, двор пребывал в спокойствии, ибо ликвидация прошла бесшумно.

Тем временем из нагрудного кармана жилетки мертвого художника выполз черный хомяк.

– Владик! Владик…

Кузьма перелез на лицо Владимира и пораженно уставился на аккуратную дыру во лбу своего друга, напоминавшую формой песочные часы. Под головой грязную плитку покрывала разраставшаяся лужа крови.

– Сука… как же так?! Как же так, Владик?! Как ты дал себя завалить?! Ты всесильный или тварь дрожащая?! Владик!

В подъезде стало темнее и холоднее. Мрак расцвел, превратилась в лед кровь, а по ступенькам неслышно спускался тощий человек. На плече его лежала коса.

– Пошел вон! – запищал хомяк, принимая свою самую угрожающую стойку. – Пошел вон! Я тебя так грызану, что… что…

Коса поднялась, проходя сквозь низкий потолок, словно призрачная, удар был мгновенным и беззвучным, но острие лезвия с противным лязгом врезалось в подставленную ладонь.

– Он здесь не за мной, Кузя, а за тобой. Решил, что если я прилег отдохнуть, то можно потихоньку тебя забрать. Жнецы предельно педантичны во всем, что касается их обязанностей, а если учесть, что они существуют лишь для исполнения этих обязанностей, сам понимаешь, педантичность – их природа.

– Иисусье мясо! Ты как себя чувствуешь, воскрешенец?

– Нормально. Иногда не вредно проветрить чердак. А так-то я как мой тезка – живее всех живых, – натянуто улыбнулся Владимир.